Алиса Селезнева, Белинский и Верхний Ларс
Сегодня день рождения Кира Булычева. Читаем «Кир Булычев» подразумеваем Алиса Селезнева, а в числе ассоциаций с этой героиней неизменно всплывает великая песня Евгения Крылатова на стихи Юрия Энтина «Прекрасное далеко». Энтин — по образованию историк, поэтому он наверняка знает, что «прекрасное далеко» это идиома, крайне важная для политической публицистики XIX века. В стихах Юрия Сергеевича она приобрела советское звучание, синонимичное крылатому выражению «светлое будущее». Но в былые годы слова эти имели сатирический и даже агрессивный смысл.
Впервые словосочетание мимоходом употребил Гоголь в «Мертвых душах": «Русь! Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далёка, тебя вижу». Речь здесь об Италии, где Николай Васильевич писал свою бессмертную поэму.
Но попутно с эпопеей о Чичикове на Апеннинах классик создавал обширное эпистолярное наследие, которое в итоге издал книгой под названием «Выбранные места из переписки с друзьями». Книга произвела скандал, ибо внезапно обнаружила в беспощадном бичевателе социальных пороков соглашателя и, как бы сказали сегодня, охранителя. Гоголь ударился в религию и пришел к выводу, что не человеку менять богоданный порядок вещей, даже если речь идет о крепостном праве.
Когда это прочитал неистовый Виссарион Белинский, в русском литературном мире произошла вспышка сверхновой. На свет появилось воинственное письмо Белинского Гоголю, где автор выжигал глаголом (или лучше сказать каленым железом?) воздушные замки оппонента. Вот тут-то и попалось Белинскому на язык единожды упомянутое в «Мертвых душах» выражение.
«Вы видите сами, что от вашей книги отступились даже люди, по видимому, одного духа с ее духом... И это не потому, что вы не были мыслящим человеком, а потому, что столько уже лет привыкли смотреть на Россию из вашего ПРЕКРАСНОГО ДАЛЕКА; а ведь известно, что нет ничего легче, как издалека видеть предметы такими, какими нам хочется их видеть; потому, что в этом ПРЕКРАСНОМ ДАЛЕКЕ вы живете совершенно чуждым ему, в самом себе, внутри себя, или в однообразии кружка, одинаково с вами настроенного и бессильного противиться вашему на него — влиянию. Поэтому вы не заметили, что Россия видит свое спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиэтизме, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько, веков потерянного в грязи и соре, — права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое по возможности их исполнение. А вместо этого, она представляет собою ужасное зрелище страны, где люди торгуют людьми, не имея на это и того оправдания, каким лукаво пользуются американские плантаторы, утверждая, что негр не человек...».
С этого момента «прекрасное далеко» пошло гулять по литературным текстам.
Критик Максим Антонович вспоминал, что его собрат по перу Николай Добролюбов рвался на родину во время заграничного лечения: «Нужно быть на месте и что-нибудь делать; нельзя же сидеть сложа руки и любоваться отечественными безобразиями из прекрасного далека». О том же Достоевский в 1862 году писал Николаю Страхову из Парижа: «Как подумаешь, сколько еще не сделано и не сказано, и потому сижу здесь и рвусь отсюда, из так называемого прекрасного далека, хоть не телом, так духом к Вам, в Россию. Всякий, всякий должен делать теперь...»
После выхода романа «Дым» от критики прилетело Тургеневу, жившему в Баден-Бадене подле милой его сердцу Полины Виардо: «Не с любовью глядит г. Тургенев на Россию „из своего прекрасного далёка“, презреньем мещет он в неё оттуда!». Это, кстати, глупости, но почему, расскажу в другой раз.
В пьесе Салтыкова-Щедрина «Тени» один из героев восклицает:
«О господа либералы, вам нечем хвалиться в этом отношении перед нами, бюрократами! Сколько тут есть причин для злобы, каких вам и не снилось, вам, поглядывающим на этот гнусный мир из вашего прекрасного далека!»
В общем в лексиконе второй половины XIX века «прекрасное далеко» это, как правило, Европа, где живут праздные русские путешественники, и порою антоним того, что сегодня принято называть Мордором. Какие времена, такие и смыслы: старая трактовка, похоже, возвращается. Алиса Селезнева оказалась гостьей не из того будущего. Ныне путь в прекрасное далеко начинается не от чистого истока, а от Верхнего Ларса.
